Я стану Алиеной - Страница 42

Она поставила мясо тушиться, вытерла стол и села напротив Оливера.

— А теперь твоя очередь. Я устала молотить языком в ожидании, пока ты что-нибудь расскажешь. Или ты чувствуешь себя кем-то вроде исповедника?

— Ты скажешь! — Его почему-то передернуло от этого сравнения, хотя, если вдуматься, она была не так уж не права. — Но… я хотел бы рассказать тебе более связно, чем он… только, наверное, не получится. А дело в том, что, хотя твоя песня говорит правду, она говорит не всю правду. Видишь ли, эта женщина, из-за которой Кархиддин сбился с пути истинного… не знаю, как ее звали, но он называет ее то Виола, то Венена…

— Ничего себе!

— И важно, это, скорее всего, прозвища… слишком много прозвищ… Извини, я отвлекся. Так вот, она была Открывательницей Путей.

— Еще того не легче! А он… ну, жених?

— О нем старик почти не говорит, даже имени… может быть, стыдно ему… сказал только, что они вместе служили на южной границе… Он все больше о ней, о женщине… кстати, он сказал, что она тоже носила мужскую одежду, ездила верхом и у нее было оружие…

— Поэтому он нас и спутал.

— Надо полагать… А приехали они сюда из Заклятых земель. Тут я тоже еще не во всем разобрался, но о многом песня умолчала или просто не знала…

— О, черт… Заклятые земли… женщина с оружием и воин… Оливер, ты не мог бы как-нибудь выудить из старика имя этого воина?

— Зачем тебе это?

Он уже знал, о чем она думает, когда на лице у нее появляется такое мрачное выражение.

— Просто мне пришло в голову… а если это были Алиена и Найтли?

Он хотел было дотронуться до ее руки, но вовремя остановился.

— Селия. Во-первых, даже если я и узнаю его имя, это нам ничего не даст. Когда Найтли был воином, его наверняка звали по-другому.

— Это не довод…

— А во-вторых, одна из редких вещей, о которых старик высказывался определенно, это время, когда все произошло. Он сказал: «Шесть лет спустя после Большой Резни».

— Получается — тридцать лет назад. А Найтли сказал, что Алиена умерла сорок лет назад…

— Вот видишь? Разница в десять лет. А кроме того, было бы слишком много совпадений. Мало того, что мы повстречались с Хьюгом Кархиддином, так еще сразу найти следы Алиены? Не верю я в такое стечение обстоятельств.

— Ну, с Хьюгом — это не совпадение. Мы же знали, что замок существует. Собственно, я и песню вспомнила после того, как ты мне его на карте показал. Но в общем ты прав. Значит, это были не они. Десять лет…

— После чего получается, что Хьюг Кархиддин — не такой уж старик, каким кажется. Ему и шестидесяти, наверное, нет.

— Выходит, Найтли гораздо старше его — ему ведь под семьдесят… Да, Найтли, Найтли, Найтли… Напрасно я его Альбертом Ничтожным обозвала. Он скорее Раймунд Луллий наоборот. Помнишь наш разговор? Оба подались из рыцарей в чернокнижники, и оба из-за женщин. Только один из любви, а другой из ненависти.

— И оба не достигли того, чего искали…

— А вот это неизвестно, — сказала она. — Хотя бы в последнем случае.

— Так вернемся к Хьюгу Кархиддину. Я надеюсь получить от него кое-какие полезные сведения. Относительно Закрытых земель. Ведь он знал, что там происходило до того, как Заклятие было снято.

— Да, конечно, — рассеянно произнесла Селия.

Оливер не был уверен, что ему удалось отвлечь ее от мыслей об Алиене.

Но, как бы то ни было, уезжать они по-прежнему не уезжали. Похоже было, что им придется здесь зимовать. Правда, холоднее не становилось. Видимо, Вальтарий не солгал хотя бы в одном — настоящей зимы здесь не бывает. Но даже и такую зиму лучше проводить под крышей.

Все, казалось, забыли о них или потеряли след — разбойники, солдаты, Священный Трибунал. Поверить в это было бы слишком опасно, но возможно. Если сюда тридцать лет никто не совался… Селия, правда, выражала сомнение, что Хьюг Кархиддин мог прожить один все тридцать лет, независимо от того, когда он сошел с ума — сразу же после своего неудавшегося преступления или за неделю до их прихода. Ведь он не пашет и не сеет и, понятно, не торгует, а охотой, конечно, прокормиться можно, но не тридцать же лет на одном и том же месте. Он бы просто умер с голоду. Возможно, соглашался Оливер, когда дворяне подвергли его остракизму, с ним оставались слуги, которые собирали оброк с подвластных Кархиддину крестьян, — отсюда зерно в подвале, — но годы шли, слуги умирали, другие не заступали на их место, а сам хозяин не хотел или отвык общаться с людьми и, оставшись в одиночестве, постепенно одичал, но произошло это в последние несколько лет…

Старик явно выздоравливал — не рассудком, но телом, однако вниз спускаться не хотел. Оливеру казалось, что он боится встречи с Селией. Что ж, если он отождествляет ее с той женщиной, что волей или неволей погубила его жизнь, это можно понять. Поэтому приходилось сидеть с ним и слушать.

Старик никогда не говорил о своей жизни после «песни поношения». Похоже, для него все кончилось тем покушением. О нем он тоже не говорил, а вот о событиях, прямо или косвенно с ним связанных, — постоянно. Причем предугадать, что он сочтет связанным с тем событием в тот или иной раз, было невозможно. Оливер почти перестал слушать его. Но однажды пришлось не только прислушаться, но и поделиться с Селией.

— Знаешь, он сегодня все время говорил о Заклятых землях… и об Открывателях… причем такое, чего мне раньше слышать не приходилось. Впрочем, хотя легенды о Заклятых землях распространены по всей стране, об Открывателях я до встречи с Вальтарием не знал.

— Я тоже.

— А поскольку Вальтарий — лжец, он вполне мог солгать и об этом. Но старик тоже говорит о них, и вполне уверенно… правда, утверждает, что воочию из Открывателей видел одну тебя… то есть ее, ту… но слышал и раньше. И вот что он сказал: «злые места»… возможно, то что я называл «прорывом Темного Воинства»… в Заклятых землях меняли свое расположение. На его памяти такое случилось перед снятием Заклятия — и это было не так уж далеко, если знать дорогу и идти с Открывателем, — если не считанные дни, то недели точно. А раньше — севернее…